«Идентичности»: серия коллажей про включенность и исключенность
Серия рассказывает о принятии и непринятии собственных идентичностей, о том, как они пересекаются внутри человека, создавая сложный индивидуальный опыт.
Об авторе:
Антось - молодой художник из Беларуси, выпускник фотокурса Школы сторителлинга для ЛГБТК-людей.
«Я из маленького города, и я рос очень зашоренным человеком»: о сообществе и принятии
Долгое время Антось был закрытым ЛГБТК-человеком:
– Для меня этот проект – это шаг в глубь сообщества. Я, конечно, поздно спохватился, когда все уже поуезжали. Но я из маленького города, и я рос очень зашоренным человеком. Там не то что не отвечай, если спросят – даже если спросили, не говори. Я ничего не знал о сообществе, о том, что есть какие-то движухи, что куда-то можно пойти. Я упускал эту часть жизни, у меня не было принятия со стороны сообщества и ощущения себя его частью. Оказалось, что могут быть места, где все внимательны друг к другу, где люди спрашивают о твоих местоимениях, где можно расслабиться и перестать играть какую-то роль. Я спрашивал себя, где я был раньше, почему я не искал все это.
Работа не была концептуальной. То есть я ушел от размышлений о каких-то конкретных темах и просто сосредоточился на своих переживаниях, не пытаясь их подогнать под определенный формат. Так стали рождаться эти образы, и я понял, что тема, которая сейчас волнует меня сильнее всего – это пересечение идентичностей и выстраивание отношений с ними.
Несмотря на то, что серия камерная по содержанию и форме, она не фокусируется целиком на внутреннем мире автора. Переживания, отраженные в коллажах, рождались в том числе из отношений с другими, из обстоятельств внешнего мира:
– У меня есть еврейские корни, но в нашей семье эту тему не обсуждают открыто – только шуточно, в таком достаточно неприятном тоне. Как-то мама посоветовала мне не худеть, потому что от этого мой «огромный еврейский нос» выдается вперед слишком сильно. С тех пор это преследует меня, и я выразил воспоминание в коллаже, где использована работа Шагала «Зеркало». Кстати, именно эта единственная работа и не понравилась моей маме. При этом я ничего не говорил о контексте ее создания. Мне захотелось показать маме работы, чтобы у нас появился более глубокий контакт. Не знаю, случилось ли это в итоге. Думаю, мама оценивала коллажи визуально, как красивые или не очень картиночки, не погружаясь в их смысл.
Долгое время Антось был закрытым ЛГБТК-человеком:
– Для меня этот проект – это шаг в глубь сообщества. Я, конечно, поздно спохватился, когда все уже поуезжали. Но я из маленького города, и я рос очень зашоренным человеком. Там не то что не отвечай, если спросят – даже если спросили, не говори. Я ничего не знал о сообществе, о том, что есть какие-то движухи, что куда-то можно пойти. Я упускал эту часть жизни, у меня не было принятия со стороны сообщества и ощущения себя его частью. Оказалось, что могут быть места, где все внимательны друг к другу, где люди спрашивают о твоих местоимениях, где можно расслабиться и перестать играть какую-то роль. Я спрашивал себя, где я был раньше, почему я не искал все это.
Работа не была концептуальной. То есть я ушел от размышлений о каких-то конкретных темах и просто сосредоточился на своих переживаниях, не пытаясь их подогнать под определенный формат. Так стали рождаться эти образы, и я понял, что тема, которая сейчас волнует меня сильнее всего – это пересечение идентичностей и выстраивание отношений с ними.
Несмотря на то, что серия камерная по содержанию и форме, она не фокусируется целиком на внутреннем мире автора. Переживания, отраженные в коллажах, рождались в том числе из отношений с другими, из обстоятельств внешнего мира:
– У меня есть еврейские корни, но в нашей семье эту тему не обсуждают открыто – только шуточно, в таком достаточно неприятном тоне. Как-то мама посоветовала мне не худеть, потому что от этого мой «огромный еврейский нос» выдается вперед слишком сильно. С тех пор это преследует меня, и я выразил воспоминание в коллаже, где использована работа Шагала «Зеркало». Кстати, именно эта единственная работа и не понравилась моей маме. При этом я ничего не говорил о контексте ее создания. Мне захотелось показать маме работы, чтобы у нас появился более глубокий контакт. Не знаю, случилось ли это в итоге. Думаю, мама оценивала коллажи визуально, как красивые или не очень картиночки, не погружаясь в их смысл.
«Что, если они узнают имена всех ЛГБТК-людей, если за всеми нами придут?»: о том, каково жить в Беларуси в 2022 году
Когда Антось готовил проект, война в Украине еще не началась:
– Думаю, если бы я делал эту работу сейчас, она была бы другой. Размышления об идентичностях связаны с тем, как я представляю свое будущее, с тем, с какой дискриминацией я уже столкнулся, какие тревоги и страхи меня одолевают. И война, конечно, занимает в этом много места. Я боюсь, что она может передвинуться и к нам.
Опыт несвободы для художника связан не только с квирностью, но и с тем, как в Беларуси подавляются гражданские права:
– Я работаю в госструктуре, в сфере образования, и чувствую, как там усиливаются позиции идеологии, как смещаются акценты и перенаправляется внимание. Теперь в каждом беларусском университете есть проректор, который следит, чтобы все было «как надо». После выборов резко увеличилось количество камер, появились слухи о том, что в каждой группе есть стукач, который все доносит в деканат – все это порождает самоцензуру. При этом у тебя нет никакой правовой защиты. Каждый день ты думаешь о том, что будет, если в твою дверь кое-кто постучится. Когда МВД опубликовало «покаянные» видео гомосексуальных мужчин [речь о задержании пресс-секретаря А1 Николая Бределева и директора по маркетингу Hyundai AutoGrad Сергея Бабашкова, которых силовики принудили на камеру рассказывать подробности о своей личной жизни – прим.ред.], у меня появились мысли, которые крепко засели в голове несмотря на абсурдность: а что, если они узнают имена всех ЛГБТК-людей, если за всеми нами придут? Любая квирность для подавляющего населения Беларуси – это нечто стыдное.
«И эстетика, и биография»: как создавалась серия
Что касается художественного языка коллажей, то он вызревал в процессе работы:
– Изначально я не предполагал использовать в коллажах картины именно Марка Шагала. Предполагалось, что это будут произведения разных художников из разных эпох, с которыми я чувствую какую-либо связь. Но в процессе я остановился на одном художнике, потому что у него есть все, что мне надо взять. Фрагменты моих фотографий черно-белые, потому что я воспринимаю их как более насыщенные и эмоциональные. Рядом с яркой палитрой Шагала они создают контраст, над которым мне хотелось поразмышлять. Снимки я не планировал заранее. Отбирая картины и осмысливая их связь со своим опытом, я понимал, какие фотографии хотел бы добавить.
Выбирая художника для взаимодействия с его работами, Антось опирался не только на визуальное:
– Мне была важна и эстетика, и биография. У Шагала был любимый город, который влиял на его творчество, и у меня такой есть. У Шагала была одна любовь, и я мой опыт тоже про долговременное чувство. Мне нравится то, как Шагал размещает объекты в пространстве, как их окрашивает. Люди и животные у него не обладают цветами человеческой кожи и звериной шерсти – они синие, зеленые, красные, какие угодно. Кроме того, большую часть жизни Шагал провел в эмиграции. Мысли о том, чтобы уехать, у меня давно, и сейчас этот план становится все более вероятным. К тому же, Шагал – еврей, и у меня тоже есть еврейские корни.
Когда Антось готовил проект, война в Украине еще не началась:
– Думаю, если бы я делал эту работу сейчас, она была бы другой. Размышления об идентичностях связаны с тем, как я представляю свое будущее, с тем, с какой дискриминацией я уже столкнулся, какие тревоги и страхи меня одолевают. И война, конечно, занимает в этом много места. Я боюсь, что она может передвинуться и к нам.
Опыт несвободы для художника связан не только с квирностью, но и с тем, как в Беларуси подавляются гражданские права:
– Я работаю в госструктуре, в сфере образования, и чувствую, как там усиливаются позиции идеологии, как смещаются акценты и перенаправляется внимание. Теперь в каждом беларусском университете есть проректор, который следит, чтобы все было «как надо». После выборов резко увеличилось количество камер, появились слухи о том, что в каждой группе есть стукач, который все доносит в деканат – все это порождает самоцензуру. При этом у тебя нет никакой правовой защиты. Каждый день ты думаешь о том, что будет, если в твою дверь кое-кто постучится. Когда МВД опубликовало «покаянные» видео гомосексуальных мужчин [речь о задержании пресс-секретаря А1 Николая Бределева и директора по маркетингу Hyundai AutoGrad Сергея Бабашкова, которых силовики принудили на камеру рассказывать подробности о своей личной жизни – прим.ред.], у меня появились мысли, которые крепко засели в голове несмотря на абсурдность: а что, если они узнают имена всех ЛГБТК-людей, если за всеми нами придут? Любая квирность для подавляющего населения Беларуси – это нечто стыдное.
«И эстетика, и биография»: как создавалась серия
Что касается художественного языка коллажей, то он вызревал в процессе работы:
– Изначально я не предполагал использовать в коллажах картины именно Марка Шагала. Предполагалось, что это будут произведения разных художников из разных эпох, с которыми я чувствую какую-либо связь. Но в процессе я остановился на одном художнике, потому что у него есть все, что мне надо взять. Фрагменты моих фотографий черно-белые, потому что я воспринимаю их как более насыщенные и эмоциональные. Рядом с яркой палитрой Шагала они создают контраст, над которым мне хотелось поразмышлять. Снимки я не планировал заранее. Отбирая картины и осмысливая их связь со своим опытом, я понимал, какие фотографии хотел бы добавить.
Выбирая художника для взаимодействия с его работами, Антось опирался не только на визуальное:
– Мне была важна и эстетика, и биография. У Шагала был любимый город, который влиял на его творчество, и у меня такой есть. У Шагала была одна любовь, и я мой опыт тоже про долговременное чувство. Мне нравится то, как Шагал размещает объекты в пространстве, как их окрашивает. Люди и животные у него не обладают цветами человеческой кожи и звериной шерсти – они синие, зеленые, красные, какие угодно. Кроме того, большую часть жизни Шагал провел в эмиграции. Мысли о том, чтобы уехать, у меня давно, и сейчас этот план становится все более вероятным. К тому же, Шагал – еврей, и у меня тоже есть еврейские корни.
«Хотелось убежать в лес, превратиться в дикое животное и никогда больше не выходить к людям»: про чувство дома и уроки 2020 года
Говоря о любимом месте, с которым ощущается сильная связь, Антось имеет в виду не Беларусь, а небольшой городок в Германии:
– Для меня дом – это, в первую очередь, место, где ты чувствуешь себя безопасно. Чувство принадлежности можно выработать со временем, когда понимаешь, что ты здесь надолго. С родителями и в родном городе я далеко не всегда чувствую себя комфортно. Когда же я жил в Германии, то чувствовал себя безопасно, спокойно и легко. Для меня это было парадоксально: вдали от дома я ощущал больше поддержки. И мысль о том, чтобы вернуться, таится во мне, как сверчок за обоями.
Антось говорит, что чувство небезопасности и тревоги усилилось во время протестов 2020 года:
– В августе я был в деревне, и мне удавалось отвлекаться работой в саду и огороде, играми с собакой, прочими бытовыми делами. Тогда у меня не было такого волнения, как когда я вернулся в Минск. Помню, как меня захлестнула волна паники, когда я спускался в подземный переход с одной стороны и видел, что с другой стороны идет шествие с бчб-флагами. Я вспомнил все эти истории про то, как задерживали случайных прохожих, и осознал опасность ситуации лично для меня. Потому что до этого я места себе не находил, читая новости про задержанных, но это не касалось меня физически, я не думал, что могу оказаться на их месте. А тут пришло осознание, что могу, и я перестал чувствовать себя безопасно в Минске. Мне хотелось убежать в лес, превратиться в дикое животное и никогда больше не выходить к людям.
До конца 2020 года мне было крайне некомфортно находится здесь, а потом все словно бы вернулось в норму. Я стал более спокойно передвигаться по городу.
При этом чувство небезопасности было связано не с протестующими – напротив, мирные марши вызывали у Антося восхищение:
– Для меня беларусское общество открылось с новой стороны. Я не знал, что мы так можем. Привык жить в своем маленьком городке, в маленькой деревне, где не принято «вылезать», говорить что-то открыто и публично. И для меня все происходящее…это было вау.
Говоря о любимом месте, с которым ощущается сильная связь, Антось имеет в виду не Беларусь, а небольшой городок в Германии:
– Для меня дом – это, в первую очередь, место, где ты чувствуешь себя безопасно. Чувство принадлежности можно выработать со временем, когда понимаешь, что ты здесь надолго. С родителями и в родном городе я далеко не всегда чувствую себя комфортно. Когда же я жил в Германии, то чувствовал себя безопасно, спокойно и легко. Для меня это было парадоксально: вдали от дома я ощущал больше поддержки. И мысль о том, чтобы вернуться, таится во мне, как сверчок за обоями.
Антось говорит, что чувство небезопасности и тревоги усилилось во время протестов 2020 года:
– В августе я был в деревне, и мне удавалось отвлекаться работой в саду и огороде, играми с собакой, прочими бытовыми делами. Тогда у меня не было такого волнения, как когда я вернулся в Минск. Помню, как меня захлестнула волна паники, когда я спускался в подземный переход с одной стороны и видел, что с другой стороны идет шествие с бчб-флагами. Я вспомнил все эти истории про то, как задерживали случайных прохожих, и осознал опасность ситуации лично для меня. Потому что до этого я места себе не находил, читая новости про задержанных, но это не касалось меня физически, я не думал, что могу оказаться на их месте. А тут пришло осознание, что могу, и я перестал чувствовать себя безопасно в Минске. Мне хотелось убежать в лес, превратиться в дикое животное и никогда больше не выходить к людям.
До конца 2020 года мне было крайне некомфортно находится здесь, а потом все словно бы вернулось в норму. Я стал более спокойно передвигаться по городу.
При этом чувство небезопасности было связано не с протестующими – напротив, мирные марши вызывали у Антося восхищение:
– Для меня беларусское общество открылось с новой стороны. Я не знал, что мы так можем. Привык жить в своем маленьком городке, в маленькой деревне, где не принято «вылезать», говорить что-то открыто и публично. И для меня все происходящее…это было вау.
