Окрестина. «Бьют очень-очень сильно»
Когда нас привезли на Окрестина, всё продолжилось. Ты бежишь (я бежать не мог – ковылял, потому что одна нога просто не работала, я тогда думал, что ей совсем конец) по цепочке мусоров (тут были уже не омоновцы, а конкретно менты), а они тебя гасят дубинками. Плюс ещё какие-то ребята рядом бегали, силовики их избивали и заставляли кричать: «Я люблю ОМОН».
Это страшно вспоминать. Они бьют очень-очень сильно. И постоянно говорят: «Ну что, перемен захотели?».
Они угрожали изнасилованием некоторым людям. Засунуть туда дубинки или другие штуки. Белые ленточки даже.
Первые двенадцать часов я провел не в камере, а в так называемой яме. Это просто бетонная коробка без ничегошеньки. Места, чтобы лечь, в ней не было – можно только стоять. Дважды за всё время они бросали нам по литровой бутылке воды. И это на восемьдесят человек. Мы по глотку пили.
В туалет никого не отпускали.
У меня с самого начала забрали обувь (розовые кеды). То есть всё это время я просто в носках был.
Когда нас привезли, какая-то скорая стояла, забирали людей с эпилепсией и чем-то таким. Ещё был местный врач, который посылал подальше астматиков и диабетиков. И ещё фельдшерица. Я слышал её голос. В яме она попросила всех особо сильно «упавших» (прямая цитата) собраться на осмотр возле двери. В итоге она больше не пришла.
Там были люди с ужасными увечьями. Порезы. Огромные, невероятных размеров синяки. Срезанные куски кожи, содранные лица, синие до ужаса. Фишка с отрезанием волос у этих извергов очень популярная. Парню с дредами в автозаке срезали кусок скальпа.
Вместо суда. «Перед тем как отпустить, меня в сторону отвёл человек в маске»
Потом меня перевели в маленькую камеру. Нас там было двадцать пять человек, и мы просто задыхались. Я провел там часов шесть-семь.
И потом уже меня вызвали. Суда не было вообще. Они просто отпустили меня и ещё нескольких человек из «Алми». В совокупности я пробыл там сутки и пять часов где-то.
Перед тем как отпустить, меня в сторону отвёл человек в маске. Сказал, что он опер, и индивидуально избил. Это уже было на улице после подписания документов об участии в несанкционированном митинге. Потом я около часа стоял возле стены и ждал очереди быть выпущенным за ворота.
Я плохо помню этот час. Всё как в тумане. Просто была дикая эйфория, что совсем скоро это закончится. Меня отпустили в четыре утра тринадцатого августа.
После освобождения я ходил к врачу, чтобы он зафиксировал травмы. Даже не знаю, на самом деле, в каком статусе находятся обвинения в мой адрес. С адвокатом я не работаю. Жалобу хотел бы подать, но не уверен, есть ли на это ресурсы, потому что даже когда еду на сеанс к Татьяне, с огромным страхом иду по Пушкинской. И в любых массовых скоплениях людей очень жёсткие приступы паники случаются. Это очень проигрышно звучит, но чисто по ощущениям я сейчас совсем не боец. Не знаю даже, как умудриться переступить через этот опыт.